НОВОСТИ
|
|||
|
Летописи не сохранили рассказа о том, кто и когда наименовал землю древних кривичей и дреговичей Белоруссией. Но удивительно точно назвали этот мужественный уголок Руси — Белая Русь. Слово «белая» означало в те времена «вольная». Вольная Русь! Давайте пройдем по этому краю несколькими маршрутами. В любой деревушке вам покажут дорогу, в стужу отогреют, в зной напоят квасом из березового сока. Ночью, не спрашивая, кто вы, дадут ночлег. Накормят знаменитой белорусской мочанкой — густым жирным соусом с салом или «драниками» — картофельными блинами, а откажетесь утром от пирога с яблоками, что завернут на дорогу,— обиду нанесете. Такой уж народ в Белоруссии — добрый, доверчивый, отзывчивый. Потому, я считаю, и самый лучший вид путешествия здесь — пешком.
Красивы пейзажи Белоруссии — то мрачные, полные сурового величия, то светлые, легкие, радостные. Вслушайтесь в названия деревень: Мохоеды, Замошье, Вербовичи, Березцы, Бродница, Прудок, Желтый берег. Сказочны названия рек и озер: Птичь, Ясельда, Явка, Березина, Желань, Славечка, Свислочь, Нарочь...
Нигде не сохранили европейские леса такого богатства животного мира, как в Белоруссии: более четырехсот видов редких животных.
В шестидесяти километрах северо-восточнее Бреста, на водоразделе Немана, Западного Буга и Припяти, находится Беловежская пуща. Здесь живут звери и птицы, давно исчезнувшие во многих других странах. Пуща — единственное место в мире, где со времен ледникового периода живет на воле дикий первобытный лесной бык—зубр. Взятые под охрану государства, в лесных водоемах размножаются бобры. Немало в беловежских лесах тетеревов, рябчиков, куропаток; в непроходимой глуши гнездится редкая птица — черный аист, которого давно уже нет в странах Западной Европы. Апрельским утром можно услышать в пуще токование все более редкого лесного красавца глухаря.
В деревне Каменюки, в усадьбе заповедника, где находятся зоологический музей и лаборатории, гостеприимно принимают туристов и экскурсантов, желающих познакомиться с чудесной природой пущи.
В центре Белоруссии, в верховьях Березины, находится другой известный заповедник — Березинский. Создан он в 1925 году, чтобы спасти от гибели ценного зверька — бобра. С тех пор бобры размножились и стали расселяться по другим водоемам. Теперь их поселения встретишь и в бассейнах Днепра, Немана, Западной Двины.
В одной из туристских песен есть такие слова:
Все леса, леса, леса Белоруссии, И погода по-девичьи капризная. То озера, то болотца, словно бусинки, Там на ниточки речоночек нанизаны...
Бывалые туристы, как правило, включают в свой маршрут район Браславских озер.
Множество интересных маршрутов можно пройти водой на шлюпках и байдарках. Можно древним путем «из варяг в греки» — по Западной Двине через Полоцк в Витебск, потом по Днепру— через Оршу, Могилев, дальше на юг почти до устья Припяти. Можно по рекам Полесья — на воде тут и Гомель стоит, и Мозырь, и Туров, и Пинск, и Брест; можно посмотреть один из старейших каналов — Днепровско-Бугский. Или еще одно путешествие — по живописному Поозерью. Эту часть республики зовут еще «Белорусской Венецией».
И куда б ни пошел, куда б ни поехал — нет, кажется, такого уголка, где не сохранились следы многовековой истории этого своеобразного края. Вот Центральная Белоруссия. Здесь — столица республики Минск, уже отпраздновавший тысячелетний юбилей. Впервые он назван в летописи 1067 года. Это о полоцком князе Всеславе безвестный творец «Слова о полку Игореве» сказал: «Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано у Святой Софии в колокола, а он в Киеве звон тот слышал. Хоть и вещая душа у него в храбром теле, но часто от бед страдал». Не ужился Всеслав с киевским князем Изяславом, и на берегах Немиги, у стен Минска, холодным мартовским днем 1067 года разгорелся бой, о котором автор «Слова» окажет горько: «На Немиге снопы стелют головами, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. У Немиги кровавые берега не добром были посеяны— посеяны костьми русских сынов». Если б не постоянные нашествия, многое рассказали бы улицы и дома Минска. Минувшая война погубила все памятники архитектуры. Но в Минске чудесные музеи. Расскажут они о бунтах и восстаниях против угнетателей в давние века и о минском подполье Великой Отечественной войны, о знаменитых 54 минских стачках 1895 года и о первом съезде РСДРП, который проходил в этом городе.
Вздумаете ехать из Минска в Вильнюс автострадой — по пути встретится село Ошмяны. Там вам покажут краеведческий музей имени Франциска Богушевича (поэта-демократа Мацея Бурачка). А чуть юго-западнее Молодечно— оно тоже на этом шоссе — в Ивенце можно посетить дом-музей Феликса Эдмундовича Дзержинского: здесь неподалеку, на фольварке Дзержиново, он родился.
В Несвиже четыреста с небольшим лет назад издал первую книгу на белорусском языке Симон Будный — сохранилось здание, где была его типография. Двадцатью километрами южнее, близ городка Клецка, бились белорусы с крымскими татарами. Или Принеманье. Восьмисотлетний Волковыск, Слоним, Новогрудок, Лида. Города-крепости, города-воины. В Налибокской пуще остались землянки партизан Великой Отечественной войны.
В центре Новогрудка — еше один своеобразный памятник. Неподалеку от города, на хуторе Заосье, родился Адам Мицкевич. По инициативе прогрессивной польской и белорусской интеллигенции в течение восьми лет (с 1924 по 1931 год) почитатели поэта привозили и приносили в центр Новогрудка землю из разных уголков Белоруссии и Польши. Некоторые даже присылали землю по почте. Так возник «Курган бессмертия» — памятник поэту. А вот Восточная Белоруссия. В двенадцати километрах от Могилева есть небольшое село Слалтановка. Здесь в 1812 году русское войско под командованием Раевского стойко сдерживало корпус Даву, что позволило Багратиону вывести войска за Днепр и избежать окружения. Теперь близ Слалтановки — памятник в честь героической борьбы русского и белорусского народа против французских захватчиков. К северу от Славгорода (бывшего восемь веков Пропойском, а новое название получившего в 1945 году в честь побед Советской Армии) у деревушки Лесной в 1708 году Петр I разгромил щведский корпус Левенгаупта, который щел на соединение с королевской армией Карла XII. Петр I назвал это сражение «матерью Полтавской победы». Спустя двести лет здесь открыли обелиск, а спустя еще полвека — музей. В Кличеве (это пятьдесят-шестьдесят километров севернее Бобруйска) можно многое узнать о партизанском движении в Белоруссии. Здесь в сорок втором году патриоты разгромили гитлеровский гарнизон и освободили район с населением в семьдесят тысяч человек. В тылу врага возник партизанский край.
Орша — один из центров партизанского движения. Немало расскажет о самоотверженной борьбе белорусских патриотов музей имени Константина Заслонова.
В нескольких километрах от Орши летом 1941 года выпустила первый залп по врагу первая советская батарея реактивных минометов — «КАТЮШ». На этом месте открыт памятник.
Полесье... Край болот и лесов. Здесь тоже, куда ни пойди, следы битв, здесь свои герои. Кобрин: в бывшей усадьбе Суворова — музей полководца. В Лоеве помнят множество легенд о тех временах, когда запорожские казаки рубались с польской шляхтой. А знаменитому прорыву Днепровской флотилии через белопольские укрепления в 1920 году даже и свидетели найдутся. В годы Великой Отечественной войны здесь через Днепр с боем переправлялось партизанское соединение Ковпака. Кстати, Полесье тоже знаменито, как и Принеманье, Поозерье или Центральная Белоруссия, активными партизанскими действиями.
На Пинщине, там, где Лань-река тоненькой полоской будто крадется сквозь густые леса и болота к Припяти, другой, легендарный белорус — Иван Цуба повторил в сорок втором году подвиг Ивана Сусанина. Ну, а Поозерье — это родина Льва Доватора, здесь совершил свой подвиг Николай Гастелло, здесь действовала подпольная организация «Юные мстители». Это деревня Пасынки над озером Нарочь, куда каждый год в начале июля, как цветут хлеба, со всей республики собираются участники боев, партизаны, молодежь на традиционные праздники песни. Те, кому повезет попасть на Нарочь в это время, запомнят мужественные песни и рассказы бывалых людей.
Война... Она навсегда осталась в сердцах наших отцов и матерей. Несколько лет назад на молодежном вечере, посвященном памяти героев, мы попросили встать всех, у кого кто-либо из близких родственников погиб на войне. В зале присутствовало больше тысячи парней и девчат, рожденных после пятидесятого. Встали все. Здесь, в Белоруссии, острее, чем где-либо, понимаешь, что это такое война. В руинах и пепелищах лежала в сорок четвертом белорусская земля. Каждого четвертого человека не досчиталась после войны Белоруссия. Более двухсот городов и районных центров, более девяти тысяч деревень было разрушено и разграблено. Уничтожено почти полмиллиона домов. Взорваны все крупные мосты, электростанции, полностью вышла из строя связь.
Чуть севернее Минска, между Логойском и Плещеницами,— Хатынь. Это название знают теперь люди всей земли в одном ряду с такими, как Лидице, Орадур, Терезин...
Хатынь... Двадцать шесть обелисков-стел, напоминающих печные трубы. С каждого печальный колокол несет окрест горестное «бум-ум! бум-ум! бум умм! Бу-умм!» Символические бетонные венцы-срубы цвета серого пепла. Когда-то здесь было село. Обычное, каких много в Белоруссии. Вокруг — лес с пасеками на опушках, холмы, по склонам которых сбегали березовые рощи, из оврагов гляделись в небо чистые роднички.
Славилась Хатынь плотниками, кузнецами, да и земля в заботливых руках рожала щедро.
А потом — война. Сполна хлебнули хатынцы всего, что принесли на их землю фашисты.
Дружба между людьми не на праздниках рождалась, а у плуга, у горна кузнечного, у ткацкого стана. Потому, должно быть, ни горе, ни голод, ни беда сломить ее не смогли. Непышно и негромко, но по-прежнему аккуратно сообща отмечали советские праздники. Особо гордились, что ни один житель деревни не только старостой или полицаем не согласился стать, но и вообще ни в какое услужение к фашистам не пошел.
Верили свято — вернутся свои. И не просто ждали. Даже в самую трудную первую военную зиму помогали, как могли, партизанам: мололи им зерно на домашних мельницах, доставали табак, соль, прятали раненых... Тем мартовским утром сорок третьего года в окрестностях села гремели выстрелы. Как раз неподалеку бежит шоссе из Минска на Витебск. Согнали на него гитлеровцы жителей соседних деревень и заставили их вырубать лес у обочин: партизан боялись. С тревогой прислушивались хатынцы к выстрелам, будто чувствовали, что и над их головами костлявая лапа нависла. Не видели они, как сновал по шоссе , туда-сюда патруль на грузовике. Потом подъехало сразу несколько машин с солдатами и полицейскими. Что-то не понравилось им во взглядах женщин и стариков. Может, ненависть нескрываемую прочли.
Осатаневшие от пролитой крови, опьяневшие от собственного зверства, рыскали гитлеровцы по дворам, орали, выгоняли всех без разбору на улицу. Дети плакали, вцепившись, что есть сил в матерей. Брели старики, спотыкаясь и падая.
А чуть погодя над Хатынью поднялся столб дыма.
Запертые в сарае, горели заживо люди...
Все это было. И не только здесь, в Хатыни. Сто тридцать шесть плит мемориала— память о белорусских деревнях, разделивших судьбу Хатыни. В плиты вмурованы урны с землей, привезенной с этих пожарищ. Не было предела зверствам оккупантов! Никогда не забудут этого люди!
В Белоруссии много старых и древних городов: Полоцк, Минск, Брест (Берестье), Витебск, Заславль (Изяславль), Логойск (Логожск), Орша, Борисов, Слоним, Волковыск, Лида... Их возраст— многие века, а некоторые даже и тысячелетние юбилеи справили. По чти все они рождались как крепости, потому что лежит Белоруссия на перепутье, где с древнейших времен шли дороги с севера на юг, с запада на восток и обратно. Много охотников находилось прибрать к рукам Белоруссию. Каких только пришельцев не знала эта земля! Иезуиты, бернардинцы, доминиканцы, францисканцы, кармелиты... эти грабили именем бога и церкви. Немецкие псы-рыцари, польские паны, литовские князья, шведы, французы, да же у крымских татар руки дотягивались.
В течение многих веков пытались белорусам привить чувство безвыходной обреченности, покорность. А рождалось невиданное единство народа, выковывались мужество и стойкость. И слова, что вырублены на белокаменном хатынском «Венце памяти», могли бы повторить те, кто во все времена страданий берегли, как самое святое, свободу народа: «Люди добрые, помните: мы любили жизнь и Родину, и вас, дорогие. Мы сгорели живыми в огне. Наша просьба ко всем, пусть траур и печаль превратятся в мужество и силу, чтобы смогли увековечить вы мир и покой на земле, чтобы нигде и никогда в вихре пожаров жизнь не умирала!»
...Оплавленный камешек я привез из Бреста. С тех пор как прозвучал впервые по радио голос Сергея Сергеевича Смирнова, рассказавшего о несокрушимой крепости-легенде, каждый из нас отвел ей место в сердце наравне с Куликовым Полем, Бородином, Сталинградом, а имена комиссара Фомина и десятков других героев обороны Бреста стали нам так же дороги, как имена Матросова, Зои, Олега Кошевого. Но вот привела меня туристская тропа вместе с группой друзей по экспедиционному клубу в Брест. Восточный форт, Холмские ворота, гарнизонный клуб — изрешеченные, хранящие следы пуль, бомб, снарядов. Бережно снятые и перенесенные в музей вместе с черными от порохового дыма следами кусочки стен со словами: «Умираем не срамя», «Погибаю, но не сдаюсь!» Живые люди из легенды — полковой музыкант Петя Клыпа, бывший комсорг полка Самвел Матевосян, организатор обороны Восточного форта майор Гаврилов. Они были среди нас, участников слета, рассказывали, вспоминали. Мы ходили по крепости вместе с ними.
И видели, как под небесным куполом ползли тучи с крестами на крыльях, как огненный ад бушевал здесь, в крепости... Уже пал Минск, уже ворвались головорезы в Смоленск. А крепость стояла. Бомбы и снаряды крошили бетон. Огнеметы изрыгали огненные лавы, которые оплавляли камень и металл. А люди стояли. Будто напоила их бессмертием родная земля. Брест — западные ворота Белоруссии. А за его спиной — сотни таких же гордых и несломленных крепостей. Нет, не потому Хатынь сожжена, что подвернулась под злую руку. Гитлеровцы знали, что каждый дом послал в партизанский отряд сына, мужа или отца. Каждый день то тут, то там гремели бои, хотя до фронта несколько сотен километров. Под ногами оккупантов го-рела земля, под каждым кустиком, на каждой тропинке в лесу стерегла их смерть.
Беспримерная в истории партизанская война — это и знаменитая «Рудобельская республика» на Гомельщине, где в глубоком фашистском тылу в течение всей оккупации работали органы Советской власти, куда так и не проник враг. Это — четырехсоттысячная партизанская армия, уничтожившая фашистов больше, чем армии США, Англии и Франции, вместе взятые. Это мужественное подполье, прошедшее через суровые испытания, и «рельсовая война», облегчившая наступление наших войск.
...Много на земле прекрасных городов и стран. И если однажды вы отправитесь в Белоруссию, вы не сможете не полюбить эту страну доброго, трудолюбивого, мужественного народа.
В. Ширяев |